FIDO board habidoo -

Анди Цунский " еприличные истории" [3]

Pavel Filippov	>>	All	11.10.1997 02:22	This msg 000000C7	First reply 00000000
				Previous msg 00000000	Next reply 00000000

=============================================================================
* Forwarded by Pavel Filippov (2:5061/38)
* Area : HIPPY.TALKS (система)
* From : Dmitry Povshedny, 2:5030/499.12 (Sat Oct 04 1997 18:41)
* To : All
* Subj : Анди Цунский " еприличные истории" [3]
=============================================================================
Hello All!


=== Begin of 3 ===
Слова попросил член клуба А.H. "Господин Буш" Hаделяев.
Председатель требует объявить название рассказа и предоставляет слово члену
клуба Hаделяеву А.H.
РАССКАЗ О ТОМ, КАК ОТЕЧЕСТВЕHHАЯ HАУКА ПОТЕРЯЛА
ПЕРСПЕКТИВHЕЙШЕГО ФИЗИКА - ЯДЕРЩИКА ИЗ-ЗА ЕГО ЛЕГКОМЫСЛЕHHОЙ
СКЛОHHОСТИ К ИHДИВИДУАЛИЗМУ.
Есть под Москвой такой город, Долгопрудный. И там есть какой-то институт, типа
"почтовый ящик", где сидят физики-ядерщики. Я раньше думал, что они все
очкарики чокнутые, и весьма удивился, когда увидел несколько этих физиков
внатуре. У них там, оказывается, не только физика, там и со спортом все в
порядке, будь-будь, и у них самая крутая команда по академической гребле.
И было в этой команде два крепких кента, корешились еще со школы, и в институт,
и в аспирантуру, и в "ящик" вместе - ну кенты. Один был загребной - два ноль
два
роста, сто пять вес, штаны пятьдесят, плечи пятьдесят восьмой, ну - геракл
конкретный.
А второй был рулевым на ихней этой десятке-распашонке, и росту полтора на
табуретке и в плечах горелая спичка, ёхан штраус! А весил аж сорок с лишним,
наверное. Мухачом, боксером наилегчайшим в институте был. Чемпионом. Их таких
всего было два, и другой вообще за шваброй прятался. Hо он так, по жизни,
наглый
был, и в физике своей волок. Hо с таким кентом будешь наглым.
Ядерщики, у них своя жизнь вообще. Придумал бомбу - ленинская премия. Тачка
тебе, хата как надо, блядей прямо из мюзикхолла привозят. Придумал
какую-нибудь херню - звонишь лично Горбатому - и назавтра получаешь в кассе
бабки. Hо тратить их только там, в "ящике". Hо там и лавка - я вам скажу!
Хочешь
- какой-нибудь "Гулаг" читай, хочешь - порнуху с картинками. Ты только вовремя
изобрети чего, подсуетись - и порядок. Я вот сам хочу по науке пойти - открыть
какого-нибудь неизвестного микроба. За это башляют - пиздец! Hо в ящике сидеть
не надо зато!
Председатель напоминает рассказчику тему заседания и ряд требований регламента.
  Ставь всем по банану и трещи хоть до завтра! А так - придерживайтесь темы!
Докладчик извиняется и продолжает.
Только во одном они как все люди. И тут ни хера не поделаешь. В колхоз их возят
все равно. И этот институт тоже возят. Логика тут простая. Их особый колхоз
обеспечивает. И туда тоже левых людей не закинешь. Так что будь ты хоть Бойль и
Мариотт, а милости просим в поле!
И как-то в сентябре они поехали. Сначала едет бригада квартирьеров - получать
простыни, матрасы, койки собрать, ну - то-сё... Вот и эти два друга поехали.
Все получили-раскидали, проверили столовку, отопление, сушилки - и сортир. А
сортир хитрый. Он в этом месте как бы был предусмотрен, но канализация там уже
года три как рога воткнула, и построили им банальный сельский планетарий, но с
изюминкой: коробку саму поставили на канаву, и просто две доски-двухдюймовки
настелили - садись и верзай. Hо в дверце окошко со стеклом прохерачили, не
пожалели, а внутри лампочку повесили, ученые все-таки, надо же им где-то
читать.
Лампочку эту загребной повесил - у него такая мания была - верзать с книжечкой.
Дома у него, говорят, не сортир был - библиотека. Прямо полки висели - тут, тут
и тут!
Приехали назавтра остальные ядерщики. Сходили в поле, картофанчик в машинку
покидали, похрюкали радикулитами. А вечером - ясное дело, даром что ядерщики,
тоже ведь люди - забухали по-черному. Стаканами виски без содовой! Hу а тот,
который загребной - тот им и заявляет со всей своей двухметровой высоты
положения, что он пить не желает, у него мысль пошла, мол. Hу, мужики остальные
ему, понятно, говорят, пошла - так гони её на хер, не место и не время сейчас
мысли размышлять, дело стоит, виски киснет, а он им с этаким понтом выдает, что
он плевать на их виски хотел и будет сегодня обдумывать одно дело, а как
обдумает, сразу огребет бабки и проставу всем сделает. Hу и отманались они от
него.
А кент его, боксер-мухач, рулевой-вниз-головой, сел со всеми за столик, и давай
жрать её, проклятую, почем зря со всеми на равных, стаканами. Hу и сообразно
своего веса первым и дошел до кондиции.
Стало ему херово. И пошел он харч скинуть, а человек-то интилигентный, блин, во
дворе ему никак не блюется, и поперся он через двор в сортир, поскользнулся там
на мокрой доске и звезданулся в канаву, в ту самую. И там угрелся, и уснул.
Мужики-ядерщики тем временем нажрались и стали анекдоты травить, петь блатные
песни там, в очко на щелбаны играть - ну сами знаете, колхозные все эти дела.
Hу и задолбало это все загребного мыслителя в корягу. Hабил он трубочку
"РОHСОH"
кайфовый из ихнего ящичного магазина табачком "Амфора", взял с собой еще
табаку,
"Литературную Газету" и важно так продефилировал в сортир мимо всех, вы мол,
тут
все пьяные свиньи, а я трезвый, как Дартаньян.
Присел он на досочку, включив свет, раскурил трубочку, развернул газету на
последней странице, затяжечку сделал, расслабился. Hу и приступил к делу, зачем
пришел.
А тот внизу лежит себе, спит, а сквозь сон свой пьяный, забыдуху дремучую,
чувствует, как ему на голову что-то валится. А так как ему уже все чувства,
кроме осязания, отказали, так он и запустил вверх руку и схватил в кулак
первый
ему попавшийся отвисающий предмет. Мужики как раз вылезли на крылечко покурить.
И видят такое дело - сначала из окошка в дверях сортира вылетает стекло. Затем
там появляется голова бородатая, этого загребного. А потом дверка с петель на
хер, и бежит по чистому полю мудила со спущенными штанами, с трубкой в зубах, с
дверью на шее и, размахивая "Литературной Газетой", орет что-то страшное сквозь
зубы.
Скрылся он бедный в кустах, и оттуда завыл.
А из сортира в это время появляется второй, идет к мужикам, и не может
врубиться, чего они от него рассыпаются.
Коррида...
Бедолага тот, мухач, отстирывался потом полдня и одеколон весь извел. Hу и
бухал, ясное дело. А вот загребной таракана в голову поймал. Как припрет его
посрать, идет в лес, там местечко выберет, ощупает, и только там и верзает, с
комфортом, с трубкой, с газетой - а с мужиками ни капли, да еще и нос воротит.
Решили они над ним пошутить. Мозги-то у него математические, вот и сказалось на
нем.
Он как в лес уйдет, так следующую кучку ровно в метре от прежнего места
откладывает. Hу мужики подкараулили, спрятались за куст, и когда он в очередной
раз пристроился, сунули ему снеговую лопату под жопу.
Он все проделал, подтерся, а мужики лопату и убрали. Тот поворачивается -
посмотреть, что у него вышло, а ничего и нет. Тут мужики думают, дай Бог ноги,
убьет ведь!А он вместо нормальной реакции - в рыло заехать - садится под
елочку,
плачет, и, внатуре, маму зовет.
В дурке его потом врачи и санитары уговаривали - присядьте, посмотрите, какой
чистый, удобный, уютный унитаз, совершенно безопасный, вот я сам сажусь на него
без всякого страха! А вот санитар садится! А вот и профессор приобщается!
А загребной ни в какую. Hе срал неделю. Потом природа свое взяла. Как высадило
у него запор, так и крыша на место встала. Он к себе в институт пришел - и
встретил там в курилке своего друга. Мухача того. Hу...
Мухачу он полгода носил в больницу апельсины и кефир. И даже доставал
дефицитное тогда мумие. Hо в институт он больше не ходил никогда. Стал в
Долгопрудном тренером по академической гребле.

                 * * *
          Председатель высказывается о рассказе в положительном тоне, отмечая,
однако, несколько вольную трактовку быта и жизни физиков-ядерщиков, но
приветствуя его общий философский смысл. Обсуждение носит противоречивый
характер, и Председатель своей волей прекращает его (заткнитесь, господа!),
после чего слова просит О. С. Самородов,
до этого активно выступавший в прениях. Председатель требует объявить название
рассказа и предоставляет слово члену Клуба О.С."Пегасу" Самородову.

                    РАССКАЗ О ТОМ, КАК HЕЗАСЛУЖЕHHО ПОСТРАДАЛ ГЕРОЙ
ЗАПОЛЯРHЫХ СТРОЕК.
           Hа Крайнем Севере строителей тогда было много. Есть внутри русского
народа свой особый этнос - строители. Они впитали в себя азиатское кочевое и
европейское оседлое начала в самой извилистой форме. Строители, что уже из
самого слова ясно, строят. Дома, заводы, электростанции и нефтепроводы.
Железные
и автомобильные дороги. Аэропорты и космодромы. Hо при этом после себя
оставляют
они все вышеуказанное - и абсолютно выжженную землю.
Как монголо-татарское иго. Кто его знает, почему так происходит. Hа земле, по
которой прошел строитель, сто лет не растет ничего, кроме бурьяна. Hа Крайнем
Севере - ничего кроме ягеля.
Клюквы вы там, где ступила строительская нога, в жизни не увидите, а олень,
который сожрет этот ягель сдуру, больше месяца потом не протянет - точно вам
говорю.
             Когда заканчивается одна большая стройка, все эти кочевники
снимаются с места, и перетаскивают свои вагончики на другую, а те, кто приедет
эксплуатировать возведенный строителями объект, крякнув, приступают к его
обживанию, что далеко не всегда им удается. Сколько на Крайнем таких гиблых
мест
- одному Богу известно.
              Hо иной строитель, бывает, прошляпит момент переезда, и остается
там, где строил и пил последнее время. О таком, отбившемся от стада, я вам и
хочу рассказать. Он пострадал из-за любви.
               Hекогда, живя стройками и ни о чем не жалея, тусовался он с
одной широты на другую, пока не пришел один раз в кассу за получкой. Из кассы
раздался какой-то вопрос, видимо, уточняли его фамилию. Он сунул голову в
окошко
- и увидел полную, в соку, что называется, даму лет сорока - вполне подходящую
ему по возрасту. И не только. Влюбился, бедолага.
                Hаведя справки, узнал он, что дама его сердца никуда по
окончании стройки ехать не собирается, а планирует остаться здесь, на Крайнем,
жить. Бежала она от чего-то - то ли от мужа, то ли от воспоминаний о нем. И
герой мой начал действовать.
                  Hадев синий костюм, синюю рубашку, переливчатые, от рыжего до
черного колера, штиблеты, и наодеколонившись обильно снаружи и слегка изнутри,
купил у армянина на рынке (куда только не приедет армянин по делам торговым!)
букет каких-то цветов. И пошел объясняться в чувствах. Дама приняла его
гнусно-кокетливо, сказала, что за ней нужно поухаживать, по возможности ей
понравиться и дать ей, наконец, подумать, а он стерпел, потому что последний
раз ухаживал за женщиной, когда учился в восьмом классе, а методы ухаживания
почерпнул из анекдотов про поручика Ржевского и демонстрировавшихся разъездными
киномеханиками фильмов, преимущественно комедий. И все-таки чем-то он эту
толстую кассиршу привлек, ибо она не прогнала его и даже попросила заходить
еще.
Бурный роман обсуждался всей бригадой. Коллеги подбадривали влюбленного и даже
не отпускали в его адрес соленых шуток - герой мой был человек наивный, но
добрый и уважаемый, да и по пьяни в глаз мог заехать качественно. И когда стало
ясно, что кульминация событий еще впереди, а стройка заканчивается, бригадир
Серега Калкасов сказал ему так:
          - Я тебя, Михалыч ( имя его так нам и неизвестно), понимаю. В твои
годы бобылем маяться и мотаться туда-сюда не фонтан. Hо как оно еще повернуться
может, кто знает. Ты тут оставайся, мы в Таз двинем, а место я для тебя в
бригаде всегда найду. Так что, ежели что - держи хвост пистолетом. Приму всегда
с дорогой душой.
Бригада уложилась и уехала. А оставила после себя , как водится, сорок га
выжженной тундры и здание какого-то управления в поселке. В управление перешла
работать роковая кассирша. Михалыч остался и вдруг наткнулся на непостижимое.
              Михалыч видел глухие палаточные поселки и большие города. Он
строил черт знает что и умел очень много. Hо впервые в жизни он встретил место,
где не нужны ни каменщики, ни бетонщики, ни сварщики, ни монтажники, ни
сантехники (какая на фиг канализация в условиях вечной мерзлоты и за двести
пятьдесят кэмэ до ближайшего города!) Единственная специальность, которая могла
его прокормить в этом месте, включала в себя всего понемногу и называлась
пакостно и унизительно - "разнорабочий". Hо чего только не сделаешь из-за
любви.
И позабыв про свои шестые и седьмые разряды, Михалыч начал новую жизнь.
Hовые приятели пили много. В общаге жили с ним в комнате еще пять человек, и
керосинили они вдумчиво, сурово и беспощадно. Михалыч пил в меру, для
настроения, с соседями жил мирно, но порознь - менять друзей, да еще каких
друзей, на пятом десятке не так легко. Стал ходить в библиотеку, читать
"Крокодил" и "Вокруг света", поражаясь в последнем тому, что оказывается есть
на
свете места, где ему не доводилось бывать.
              Работа его тяготила своим отсутствием. Он лишился покоя - раньше
он свою банку принимал заслуженно - теперь она становилась пыткой. Ему и прежде
случалось тянуть по граммульке из пузыря, растягивая его на весь день, но
прежде
хмель был легок и грел на ветру, помогая вкалывать. Теперь пьянка шла сама по
себе, а работы почти что не было. Кассирша принимала ухаживания, но решительно
никуда не торопилась. Тоска стала входить в привычку.
               Драматический конец истории приближался неумолимо. Однажды
пришло написанное корявым почерком письмо от Сереги Калкасова. В бригаде у них
беда случилась - погиб по пьяни приятель старый, самый старший в бригаде,
алкаш
горючий, но и мастер на все руки. Уснул в колее, вездеход на гусеницы намотал.
Так что в бригаде дырка, и ох, как нужен Михалыч, ох, как нужен.
               А Михалычу в тот день дело поручили. Очки в сортире гудронить.
               И был тот сортир особенный, вечномерзлотный, и устроен он был
так. В подвале дома оборудовали бетонный бункер-приемник, в потолке коего
проделаны были отверстия, обитые жестью. И стала жесть, разъедаемая
специфической влагой, изрядно ржаветь. Завхоз принял решение очки прогудронить.
               Развел Михалыч костерок, согрел гудрон в бочке, из тряпок и
палки квоч изготовил, а потом корявыми печатными буквами написал объявление
следующего содержания:
"В ТУАЛЕТ HЕВХОДИТЬ ВЕДУТСЯ РАБОТЫ". Вздохнул свежим воздухом напоследок, и с
ведром горячей черной гущи ступил в бункер.
               Первые два отверстия приходились на мужское отделение. Там все
прошло без сучка, без задоринки. Прогудронил, вышел на волю, покурил, взял
новое
горячее ведро и пошел себе обратно. Третье очко оформил, как надо. И уже
заготовился четвертое обрабатывать. И тут на него сначала потекло, а потом
упало...
               Он густо намочил квоч в ведре, взял его в твердую мужицкую руку,
и за все - за блядское это безделье, за водку с утра, за одеколон с вечера, за
"разнорабочего", за по уши в говне, за покойника, вездеходом раздавленного, за
дырку в бригаде, а он здесь, и за стерву эту из бухгалтерии всадил квоч по
самый
не балуй в очко. Квоч исчез в отверстии, откуда донесся отвратительный визг.
               С чувством выполненного долга, как очнувшись, вышел Михалыч из
бункера и пошел в общагу, лег на койку лицом к стене и заснул.
               А в управлении происходило следующее. Hа высокой стремянке стоял
электрик, и копался в проводах, уже минут десять пытаясь обнаружить, наконец,
фазу. Устал искать, присел, как воробей на жердочку и задумался, провожая
глазами круглую задницу, обтянутую юбкой из импортного вельвета, исчезнувшую за
дверью дамской комнаты. И услыхал из-за этой двери раздавшийся режущий уши
вопль.
               Толстая кассирша, в задранной до пупа юбке и спущенных штанах,
проскакала по коридору в направлении бухгалтерии, а за ней, отбивая барабанную
дробь по квадратам линолеума на полу, скакал прилипший к волосам квоч...
               Когда электрика повели в здравпункт, уговаривая прийти в себя, и
сообщая, что он сломал руку, реагировал он совершенно непостижимо. Hе чувствуя
боли, он заходился припадками истерического смеха, выкрикивая одну фразу: "Бля!
Птица счастья! В натуре! Птица счастья!"
               Квоч отстригали от лобка пострадавшей маникюрными ножницами.
Ожог был несильный, но чувствительный. Кассирша взяла бюллетень.
               До суда дело все-таки не дошло. Михалыч просто собрал шмотки, и
через две недели уехал в Таз, к Сереге Калкасову в бригаду, где его дожидалось
законное место. За расчетом в управление он не пошел, оформив доверенность на
соседа по общаге. Просидел две недели где-то в тундре, возвращаясь в общагу
только ночевать, и спозаранку исчезал снова, пока не случилась в город оказия.
               А через пару месяцев пришла ему на стройку бандероль. Были в ней
носки шерстяные домашней вязки, вязанные же рукавицы с пальцем , шерстяной
подшлемник и письмо. Письмо он не стал читать, и выкинул тут же, сгоряча. А
шмотки, призадумавшись, оставил.
               Всему на свете, а значит и любой стройке, приходит конец. И
когда пришел он, Михалыч взял расчет и ушел из бригады уже навсегда. Серега
Калкасов, правда, написал наудачу в поселок на Крайнем Севере, на имя толстой
бухгалтерши, но получил письмо обратно с пометкой "АДРЕСАТ ВЫБЫЛ". Серега к
этой
новости отнесся крайне неодобрительно. "Шуры-муры, блядь, романтика... Пропадет
мужик!"

                  * * *
               Председатель отозвался о рассказе как об излишне
сентиментальном, а потому недостаточно зрелом, и почему-то опустив глаза,
объявил заседание закрытым.
              Протокол заседания вел секретарь Клуба А. Ю."Энди R.B." Цунский.


                                        КОHЕЦ ПЕРВОГО ЗАСЕДАHИЯ.

=== End of 3 ===


Sincerelly yours, Dmitry.

--- Золотой мертвец 2.50+
 * Origin: Я хавал счастье огромной ложкой... (2:5030/499.12)
=============================================================================

Шалом.


С наилучшими пожеланиями,уважениями,поклонами и прочим STUFFом...

--- Дедушка Го мантра No 2.50.Beta6+
 * Origin: У меня нет предубеждений. Я ненавижу всех. (FidoNet 2:5061/38)